Сразу могу сказать: несмотря на почти пятнадцать лет довольно насыщенной церковной жизни, я мало что знаю. Вернее, так получается, что Господь постепенно открывает мне новые ступени опыта, и я с благодарностью принимаю то, что есть на каждом этапе пути. Всё происходит как бы само собой, и мне иногда кажется, что я «студент прохладной жизни» в этом вопросе:) особенно глядя на людей, которые служат в храмах или монастырях. Всё познаётся в сравнении.

Моё осознанное воцерковление началось в Греции. В храм привела рабочая ситуация. В тот период времени я работала в русскоязычном подразделении службы SOS (European Network of Women). Наша организация оказывала помощь людям, находившимся в сложных жизненных обстоятельствах, будучи жертвами насилия в семье и работорговли.

Однажды на линию поступил необычный звонок. На другом конце провода была наша соотечественница, обеспокоенная судьбой своей подруги, у которой недавно погиб единственный сын. Убитая горем мать в буквальном смысле слова проводила дни и ночи на кладбище. Ситуация усугублялась тем, что, обезумев от горя, она незаметно попала в окружение «добрых людей», которые подстрекали её к добровольному уходу из жизни. Делали они это с целью завладения имуществом и средствами, которые матери сулил выигрышный суд против виновника роковой аварии.

Какое-то время, ища поддержки, женщина пыталась стучаться во все двери. Не будучи человеком церковным, пошла и в церковь. В беседе священник сказал что-то сродни: «Ты же сожительствуешь без брака с мужчиной уже много лет, чего же хорошего можно было ожидать?!» Выйдя из храма, мать отчеканила: «Теперь я не верю никому и ни в кого!»…

Дату своего суицида она назначила осознанно, о чём сообщила потиравшим руки товаркам и единственной на тот момент близкой подруге, которая и позвонила в службу спасения.

Ситуация была более чем нестандартная. Сложность заключалась ещё и в том, что по правилам SOS помощь может оказываться только лицам, непосредственно обратившимся с запросом. То есть, никто не имел права выехать на кладбище с целью вести переговоры с женщиной вопреки её доброй воле. Несмотря на все мои горячие уговоры и мольбы, головной офис европейской организации был непреклонен: «До тех пор, пока она сама не обратится к нам, мы не двинемся с места». Точка.

Я не находила себе места, неравнодушная соотечественница тоже. Договорились, что будем на связи в надежде совместно найти выход из сложившейся ситуации. На следующий день я поехала в русский храм, разыскала там молодого священника, о котором говорили – «душа-человек», и взволнованно изложила ситуацию. Сейчас уже не вспомню дословно, что именно говорила, но звучало это примерно так: «Здравствуйте, батюшка. Я психолог, у нас тут такой случай» (кратко описываю ситуацию). «Понимаете, места себе не нахожу, ничего не могу сделать, и плюс ко всему, не знаю, как могла бы ответить на вопрос несчастной матери: “Для чего мне теперь жить?”… В психологии нет ответа на этот вопрос… У меня его точно нет… А что бы вы сказали? Для чего ей просыпаться каждый день, открывать глаза, жить?»

Ответ отца Александра меня поразил: «Для того, чтобы, оставаясь здесь, на земле, помогать своему сыну там, на небе». Затем он спокойно и доходчиво рассказал мне о том, что происходит первые сорок дней и почему именно сейчас душе покойного юноши нужна материнская молитва, которой он, увы, не получает.

Не знаю почему, но я просто каждой клеточкой своего существа чувствовала, что этот человек говорит правду. Это был момент истины, который изменил всю мою жизнь.

После выхода из храма я позвонила соотечественнице. Она, в тревожном ожидании звонка, не находила себе места. Её переживания усиливались и от того, что вскоре она должна была уехать на Родину, оставив подругу на произвол судьбы, а вернее – страшный самосуд.

Мы договорились, что перед отъездом женщина попросит подругу пообещать ей, как близкому человеку, обязательно дождаться её возвращения и, если та её действительно любит (а они были по-человечески очень близки), не делать отчаянного шага и позвонить по одному из двух предложенных телефонов: отцу Александру или мне.

Это было всё, что возможно было сделать в той ситуации.

По прошествии пары месяцев мне неожиданно перезвонила та же женщина, уже вернувшаяся из поездки. Поблагодарила за поддержку и сказала, что её подруга, слава Богу, жива!
Ни мне, ни батюшке она не звонила. Сделав «неудачную» попытку свести счёты с жизнью, была госпитализирована. После выхода из больницы потихоньку начала приходить в себя.

Больше мне ничего не было известно. Осталась надежда и вера в то, что Господь не оставит её без попечения.

Этот случай стал новой точкой отсчёта в моей личной и профессиональной жизни.

Так получилось, что практически одновременно с воцерковлением в моей жизни происходили большие изменения. Сейчас понимаю, что выдержать тогда такое количество испытаний стало возможным только благодаря постепенно увеличивающейся опоре в Боге.

Много всего было: утрат, боли, слёз, метаний, исканий и обретения новых смыслов.

Очень запомнилась, а также обогатила духовным опытом работа волонтёром в Первом Хосписе Эллады (Митрополия Лавреатикис, Афины), где я была частью большого коллектива единомышленников. Много ценного для себя вынесла. И если бы кто-нибудь раньше мне сказал, что в таком месте можно чувствовать себя хорошо, я бы не поверила! Теперь точно знаю: паллиативная помощь – это не про смерть, это про любовь.

А потом случился переезд на остров и ещё много всего, но об этом, надеюсь, расскажу уже в следующий раз. Продолжение следует… :)